После того как он столь неожиданно покинул квартиру Кристины прошлой ночью, он почти все время думал о молодой женщине. Даже во сне он видел ее. Ему снилось, что они мирно плывут на какой-то лодке по зеленой реке под аккомпанемент бравурной музыки, где, как ему помнилось, особенно выделялись переливы арфы. Он рассказал об этом Кристине сегодня утром по телефону, и она спросила: «А мы плыли вверх или вниз по течению? Это важно». Но он не мог вспомнить — помнит лишь, что ему это нравилось, и надеется (сообщил он Кристине), что, когда заснет сегодня, увидит сон с того места, где он прервался накануне.
Однако прежде — в течение вечера — они должны снова встретиться. А вот где и когда, — об этом они условятся позже.
«По крайней мере, у меня будет повод позвонить вам», — сказал Питер.
«А без повода нельзя? — парировала Кристина. — К тому же, я собираюсь утром отыскать один листочек, не имеющий особого значения, который, вдруг оказалось, необходимо передать лично вам». Она произнесла это счастливым голосом, с легкой запинкой, словно в ней все еще жило это радостное волнение, которое они пережили накануне.
Будем надеяться, что Кристина скоро придет, подумал Питер, и снова занялся утренней почтой и делами с Флорой.
Почта, как всегда, была самая разная; было в ней и несколько запросов о размещении участников съездов, чем он и занялся в первую очередь. Как обычно, Питер принял свою излюбленную позу — положил ноги на высокую корзину для мусора, откинулся в своем мягком вращающемся кресле, так что тело его приняло почти горизонтальное положение, — и стал диктовать. Он обнаружил, что так легче думается, и со временем настолько отработал угол наклона, что научился откидывать кресло до предела, — еще чуть-чуть, и оно опрокинется. В перерывах между диктовкой Флора по обыкновению выжидающе смотрела на него. Сидела и молча смотрела.
Было в его почте очередное письмо — и Питер тут же продиктовал на него ответ — от жителя Нового Орлеана, жена которого пять недель тому назад присутствовала на торжественном свадебном ужине, устроенном в отеле ее знакомыми. Во время ужина она положила норковый жакет на рояль, где лежали вещи, и одежда других гостей. Когда она стала надевать жакет, в нем оказалась большая дыра, прожженная сигаретой, — выяснилось, что починка будет стоить сто долларов. Муж пытался получить эти деньги с отеля и в последнем письме грозил передать дело в суд.
Питер ответил вежливо, но категорично. Он еще раз объяснил, что в отеле есть гардеробы, которыми жена автора письма не пожелала воспользоваться. Если бы она ими воспользовалась, отель рассмотрел бы его жалобу. В данной же ситуации «Сент-Грегори» ответственности не несет.
Письмо это, как подозревал Питер, скорее всего — просто попытка выудить у отеля деньги, хотя из этого, конечно, можно сделать судебное дело — подобных идиотских дел было немало. Обычно суды отклоняют претензии к отелям, требующие денежного возмещения, но досадно тратить впустую время и силы на никому не нужные выяснения. Порою кажется, думал Питер, что публика рассматривает отель как дойную корову или рог изобилия, откуда можно беззастенчиво черпать деньги.
Он выбрал еще одно письмо для ответа, как вдруг из секретарской послышался легкий стук в дверь. Питер поднял взгляд, ожидая увидеть Кристину.
— Это я, — сказала Марша Прейскотт. — Там никого нет, поэтому я… — Она увидела Питера. — О господи! Вы же сейчас упадете!
— Пока еще не падал, — сказал Питер и тут же свалился.
Страшный грохот и затем — испуганная тишина.
Очутившись на полу позади стола, Питер лежал на спине и пытался определить размеры повреждений. Левая лодыжка у него болела — падая, он ударился о ножку перевернувшегося кресла. Затылок заныл, как только он до него дотронулся, хотя, по счастью, толстый ковер смягчил силу удара. А главное — пострадало его достоинство, что подтверждалось серебристым смехом Марши и сдержанной улыбкой Флоры.
Они обошли стол, чтобы помочь ему встать. Даже в том дурацком положении, в котором очутился Питер, он не мог не залюбоваться ликующей свежестью и красотой Марши. Сегодня на ней было простое голубое бумажное платье, которое как-то особенно подчеркивало то, что перед ним еще не женщина, но уже и не дитя, а вчера он это остро ощутил. Длинные черные волосы, как и вчера, тяжелой волной лежали у нее на плечах.
— Вам тут нужна предохранительная сетка, — сказала Марша. — Как в цирке.
Питер нехотя усмехнулся.
— Может, еще надеть и клоунский наряд?
Флора подняла тяжелое крутящееся кресло. Как раз когда они с Маршей, держа Питера под руки, помогали ему встать, вошла Кристина. Она остановилась в дверях с пачкой бумаг в руке. Брови у нее поползли вверх.
— Я не помешала?
— Нет, — ответил Питер. — Я вот… упал с кресла.
Кристина перевела взгляд на прочно стоявшее кресло.
— Я перекувырнулся, — пояснил Питер.
— Ну, конечно, они имеют тенденцию опрокидываться, эти кресла. Так и кувыркаются. — Кристина смотрела на Маршу. Флоры в кабинете уже не было.
Питер представил девушек друг другу.
— Здравствуйте, мисс Прейскотт, — сказала Кристина. — Я о вас слышала.
Марша смотрела то на Питера, то на Кристину, как бы оценивая ситуацию.
— Очевидно, работая в отеле, вы слышите всевозможные сплетни, мисс Фрэнсис, — холодно сказала она. — Вы ведь здесь работаете, не так ли?
— То, что я слышала, были не сплетни, — сказала Кристина. — Но я здесь действительно работаю, это верно. И потому могу зайти в другое время, чтобы не вносить сумятицы и не вмешиваться в личные дела.